понедельник, 23 июня 2014 г.

R.

Я вдруг списалась с ней через много лет. Не знаю, почему. Вроде бы многократно оберегала себя от общения с ней, а сейчас почувствовала, что она повзрослела. Стаса спокойнее, остепенилась. "Дай бог, в любви", - думала я.
И точно.

Она говорит, что не понимает, за что ей, такой колючее, такое счастье. Говорит, они, подобно аристократам, не трахаются до свадьбы. "И вы", - говорит, - "Не трахайтесь, потом намилуетесь - ходить не сможете". Еще она говорит о Боге.

Я слушаю (читаю) ее внимательно, внемля ее словам. Не спорю. С людьми, по сути, вообще не о чем спорить. Если отбросить ее реплики о Боге да о трахе - ведь это же все про меня. Про меня, колючую, про мое нежное и ласковое счастье. "Мудрое и терпеливое".

Я немного подстраиваю ход и образ своих мыслей под ее. Отвечаю ей ее словами, чуждыми мне. Между нами - целый омут из воспоминаний, недосказанности и злости, но сейчас я от души желаю ей не потерять то счастье, которое она, подобно мне, внезапно обрела.

you are welcome

Я думаю, большая такая, очень четко очерченная черта человеческой сущности - неумение (нежелание?) ценить то, что делают для нас другие люди. Неважно, от души, от ума, корысти ради или ввиду глупости, - любые проявления доброты по отношению к человеку рассыпаются о стены эгоцентризма. Мы разучились видеть бревна в собственных глазах, зато соринки - в чужих заставляют нас щуриться и лить слезы. Свои огрехи мы оправдываем несовершенством окружающего мира, вместо того, чтобы попросту смириться с ними, принять себя такими, какие мы есть, и дать себе слово стараться быть лучше. Хотя бы ради того, чтобы все наши завышенные требования к другим были хоть чем-то подкреплены.

И неплохо бы иногда просто сказать всем им спасибо.

среда, 18 июня 2014 г.

женский роман

От января нового года никаких неожиданностей не последовало. Он был так же скуп на солнечные дни, как и все зимние месяцы в этом краю. Как любые месяцы в этом городе. 
Небо посылало на землю армию своих боевых солдат - маленьких жестких востроносых снежинок, бьющих точно в цель, прямо, наотмашь и в грудь...

Закутавшись, но все еще дрожа, Леди перебирала ногами по тонкой корке льда, резко вдруг покрывшей тротуар. "Куда иду-то?" - металось в голове. Нащупывая взглядом таблички с номерами, она миновала дом за домом в поисках нужного. "Черт, как же холодно".

Леди уже сидела в просторной светлой кухне, но все никак не могла согреться. Она немного смущалась происходящего. Съежившись и нахохлившись, как воробышек, она разглядывала стайки икон на полках и на стенах. "Как холодно".

Принц заботливо разложил свои теплые вещи на кровати, для нее - чтобы она немного согрелась. "Тук-тук. Можно?"
Он так очаровательно улыбался, что сразу же вызывал улыбку в ответ.
"Веду себя как черт те что", - она переживала, но вечерний наряд приняла с благодарностью.

Пара-тройка часов непрерывной беседы на кухне - это то, чего так не хватает людям, когда они одиноки. Стоит длинному языку найти "охотливые" уши, так его хозяин уже обезоружен. У Леди как раз был такой длинный язык и достаточно короткое чувство собственного достоинства, чтобы не устоять и напроситься к едва знакомому мужчине в гости. Но она знала: это необходимо, просто каждым уголком своего женского, своего человеческого существа -  знала. Он был ей так нужен - неторопливый кухонный разговор. Как и нужны были эти острый ум, легкость, текучесть, большие добрые глаза, смешная улыбка. Каждый его жест, каждая фраза сквозили такой мягкостью, таким добродушием, даже когда он говорил о чем-то не вполне приятном.

Леди все еще испытывала чувства к другому. Принц не казался ей красивым. Напротив, что-то внутри нее отторгало его черты - лицо, голос, манеру держаться. Она слишком долго убеждала себя в приверженности одному образу, чтобы так просто и быстро сменить свое убеждение. Однако же ей до щемящего в сердце чувства хотелось быть ближе к Принцу, дотронуться до него, понюхать, пощупать. "Кто же он такой и почему здесь так холодно?"

Леди совсем недавно написала болезненно ломанное стихотворение о любви. Проводила того, кого, казалось, любила так, "как надо", - без претензий и ожиданий, без надежд и веры в будущее. Леди едва успела пошушукаться по-бабски с приятельницами о своем наболевшем и вложить Богу в уши свои раскатистые планы. Леди только-только отреклась от своего "эгоистичного женского счастья" в пользу вечерней софистики третьего сорта, как вдруг Принц протянул свою невидимую руку. Он будто бы старался увернуться от этой девчонки, садился подальше и избегал любых прикосновений. Зато при этом такой внезапной близости она прежде не чувствовала ни с кем. Он был ей так нужен, и он позволял быть рядом.

"Ну, Господи, ну как же холодно!"
Шел четвертый час утра - реального утра, а не того, которое начинается с пробуждением. Спокойствие внутри Леди смешивалось с непрерывным трепетом. Она не думала, не анализировала, не сопротивлялась - она мерзла. Разве можно винить замерзающую девушку в том, что она ищет тепла от соседа по одеялу? Нельзя, конечно. Кончик ее носа как-то сам нащупал его плечо. Принц растянулся в улыбке. "Что это она делает?"
Вот такая нелепица. Он плавно рассек рукой скользящий, ускользающий воздух и опустил ладонь ей на спину. Дыхание сперло у обоих.

Потом она была спокойна. Ни пылкости, ну сумасшествия. Одна новорожденная нежность румянцем на щеках.
Пару дней спустя она предложит ему еще кусочек себя, а он скажет, что был счастлив.

Скажет. Что был. Счастлив.
В одну ночь - с ней - вот так, ни с того, ни с сего - в простом объятии и поцелуе - не громоздясь в ее будущем - без претензий и лишних слов.
Он скажет ей, что в эту ночь, рядом с ней, он был... счастлив.
И им стало тепло.